Законы Паркинсона

Сирил Н. ПАРКИНСОН

Курс здравомыслия

Всемирно знаменитый публицист-сатирик (он же – малоизвестный историк, политолог, экономист и беллетрист) Сирил Норткот Паркинсон твердо стоит на том, что никаких законов он не выдумывал и не изобретал: он их открывая и поэтому, якобы, «может поместить себя (со всей подобающей скромностью) на одну доску с Архимедом, Пифагором и Ньютоном».

Помешать такому помещению отнюдь не в нашей власти, да и возможно ли, к примеру, лишить испанского трона титулярного советника Авксентия Ивановича Поприщина? Вряд ли. Более того, если учитывать сделанные им открытия, что «Китай и Испания совершенно одна и та же земля» и что «у всякого петуха есть Испания... она у него... под перьями», то чем же Авксентий Иванович не Фердинанд VIII?

Аналогия, конечно, рискованная, но вывод из нее вовсе не тот, что, дескать, профессор Сирил Н. Паркинсон спятил, подобно гоголевскому герою. Нет, он-то как раз не спятил, он – один из самых здравомыслящих англичан нашего времени, и его новооткрытые, довольно-таки умопомрачительные законы всемирного и всепроникающего бюрократического преломления давно уже приняты к сведению без лишних возражений, разве что с некоторым испугом. А коли так, то чем же Сирил Норткот не Архимед?

Сперва-то, правда, «там» его отчисляли по ведомству управленческих наук, а «здесь» объясняли, будто он «положил начало новому жанру – социологической сатире на буржуазное общество». Трудно сказать, где были более неправы – там или здесь; трудно, да и незачем. Дело прошлое; давайте лучше разберемся, что это за открыватель и как он оказался на одной доске с Ньютоном.

В 1955 г. британский еженедельник «Экономист» опубликовал анонимный трактат «Как заменить одного служащего семерыми». В 1956 г. трактат перепечатал американский журнал «Форчун». Критик из «Нью-Йорк тайм» подметил, что стиль автора колеблется «между диким злорадством и ледяной издевкой». Это наблюдение полностью подтвердила изданная в 1957 г. в Бостоне книжица – сборник трактатов под заглавием «Закон Паркинсона, или дорогой прогресса».

В авторстве признавался, усугубляя и отягощая его дальнейшими злоехидными открытиями, некий дотоле безвестный английский историк. Родился он в английской провинции в 1909 году; отец – художник, мать-музыкантша, окончил в 1932 году Кембридж, степень доктора философии снискал в 1935 г., участвовал в войне (пехотные войска, воздушный флот, генштаб), демобилизовался в чине майора, в тридцатых и после войны опубликовал несколько малозаметных обзорно-исторических трудов, ныне преподает в Малайском университете (Сингапур). Словом, темная лошадка, скорее всего – заключали рецензенты неприятной книжечки – подставное лицо. Как писал тот же Поприщин: «Говорят, какая-то донна должна взойти на престол. Не может взойти донна на престол».

А между тем исходное открытие С.Н. Паркинсон обрел на своем профессиональном поприще: изучая новейшую историю английского военного флота, он обнаружил, что с 1914 по 1928 гг. количество боевых кораблей уменьшилось на две трети, зато количество чиновников адмиралтейства за те же годы выросло вдвое. Тут было над чем задуматься, а богатый жизненный опыт Паркинсона подсказывал и подкладывал все новые и новые факты в том же роде, прямо-таки подталкивал к открытиям, как уже говорилось выше, умопомрачительным.

Направление открытий указано во вступлении к «Закону Паркинсона» таким образом: «Подросткам, учителям и авторам пособий по истории государственных учреждений и политике кажется, что мир сравнительно разумен». Между тем «совет благородных мудрецов существует лишь в мозгу учителя, и потому небесполезно иногда напомнить о правде». То есть чтобы что-нибудь понять в современном мироустройстве, нужно для начала сдвинуть мозги набекрень – и при этом по возможности не свихнуться.

Очень неслучайно законооткрыватель Паркинсон оказался англичанином: именно англичан многие континентальные умы давно подозревали в том, что у них мозги искони набекрень, и это благодаря пресловутому английскому юмору. Джонатана Свифта, например, так-таки зачисляли в сумасшедшие (даже с медицинскими объяснениями): а как же, скажите на милость, иначе понять его детально разработанное, взаимовыгодное «скромное предложение» кушать детей ирландских бедняков, решив тем самым проблему продовольствия? Налицо «дикое злорадство» пополам с «ледяной издевкой» – совершенно как в памфлетах Паркинсона. А свифтовское оптимальное жизнеустройство на лошадиный манер в четвертой части «Путешествий Гулливера»? А его «модель» естественнонаучно организованного общества в третьей части?

Да мало ли! Шекспира еще остроумнейший Вольтер честил «сумасбродным дикарем». А в нашем веке не лишенного остроумия Г.К. Честертона обвиняли в «патологической склонности к парадоксам». И т.д., и т.п.

Не то чтобы юмор был исключительно английским достоянием и даже не то чтобы в самой Англии к юмору относились однозначно (там имелись и имеются его бешеные гонители); и все же нельзя не почувствовать сильной смысловой разницы словосочетаний «английский юмор», «немецкий юмор», «французский юмор», «еврейский юмор». Или, скажем, «русский юмор»... хотя тут как раз некое сходство улавливается.

Имеется, короче говоря, в Англии довольно прочная и национально характерная (хотя и далеко не всеобщая) литературно-бытовая традиция, согласно которой здравый смысл (common sense) – кумир Честертона накрепко связывается с юмором, а юмором признается способность освободиться от засилья иллюзорного правдоподобия, из плена общих мест, способность к нетривиальным, неожиданным и проницательным суждениям о простых вещах. Юмор несовместим с догматизмом, с идеологизмом, с омассовленным сознанием.

Такого свойства юмор не предполагает щекотания под бока и даже не обязательно вызывает смех. Предполагает же он в особенности и как правило – пародию, сгущенное воспроизведение (сегодня можно бы сказать «моделирование») определенного образа мышления и речи. Непревзойденным мастером такого моделирования, речевого лицедейства был Свифт, сочинения-трактаты которого, кстати говоря, большей частью «серьезны» донельзя, и часто именно этот преизбыток серьезности создает нужный эффект саморазоблачения.

Рецензенты сразу отметили «наукообразный», «квазиканцелярский» слог памфлетной прозы Паркинсона, не упустив, конечно, из виду и ее «суховатую иронию». Но «суховатая ирония» порой вообще неприметна, «утоплена» в тексте, и лишь сигнальные блуждающие огоньки комизма (пародийные фамилии и наименования, по-английски куда менее пародийные, нежели в русском переводе) обозначают направленность повествования-рассуждения. И вникать в него надо «на полном серьезе»; иначе незачем и читать.

У читателя Паркинсона нет возможности обхихикиватъ бюрократизм, это «чудище обло, озорно, огромно, стозевно», на безопасном и воображаемом расстоянии или чувствовать себя соучастником и знаменосцем «борьбы» с оным чудищем. Нет, внимательный (а другой и не нужен) читатель вмиг оказывается в бюрократическом Зазеркалье, да не причудливом, не сказочном, а в обычном, привычном, обыденном мире, явленном как бы с изнанки: в царстве мнимостей и подмен, в бедламе, неотличимом от действительности. Подобное происходило с читателем «Сказки бочки» Свифта и «Современной идиллии» Щедрина.

Здесь безраздельно царствуют абсурд и тупость, коррупция и паразитизм, ложь и показуха, «отчетность», застой и гниение: но асе это под другими, благообразными и наукообразными названиями-обличьями. Здесь говорится одно, подразумевается другое, а делается или не делается третье. Здесь высятся недосягаемые кафкианские замки и идут непостижимые кафкианские процессы (не забудем, что Иозеф К. обитал в одной из столиц бюрократнчнейшей Австро-венгерской империи; но не забудем и того, что в ней же обитал и Иозеф Швейк).

Впрочем, Паркинсоново Зазеркалье – это все же не кафкианский лабиринт, и Паркинсон – не Кафка; как завел, так и выведет. Он ведь затем и завел, чтобы вывести, преподав читателю уроки здравомыслия, вышибить клин клином, приучить наш ум к пониманию кошмарной бюрократической нелепицы. Недаром серьезность его из шутовской то и дело становится подлинной (и наоборот). И недаром он так любит лицедействовать, в лицах показывать читателю «как это делается». Его насмешка и его серьезность – две стороны одной медали, парадокс здравого смысла. Заметно, что он преподаватель, и предмет его в данном случае – бюрократическая парадоксия, в отличие от бюрократической ортодоксии. Для усвоения курса требуется недюжинное и тренированное чувство юмора, но тут уж ничего не поделаешь.

За первым законом Паркинсона им же были открыты другие, не менее существенные и не менее впечатляющие. Пособий и хрестоматий по изучению бюрократической парадоксии нынче накопилось пять: четыре из них перед вами. Особая статья – «Закон миссис Паркинсон»: это, так сказать, задачник домашнего здравомыслия, проблемы, антипроблемы и псевдопроблемы супружества и семейного благоустройства, причем автор «постарался по мере сил и возможностей проанализировать семейную жизнь с тех же позиций, с каких раньше подходил к деловой и социальной сфере». Это в том смысле, что бюрократизованное общество исподволь деформирует семью по своим законам, и семейная тактика и стратегия должны быть с ними сообразованы, ибо семья, ни куда не денешься, ячейка общества. Сообразованы, конечно же, не значит подчинены.

В общем итоге представленные в данном сборнике сочинения могут рассматриваться как развернутая дидактическая «похвала глупости», крайне актуальное и разностороннее исследование административной олигофрении. «Олигофрения», собственно, значит просто-напросто слабоумие во всех его скудных оттенках и разновидностях, но иноязычный термин здесь как-то уместнее, как бы научнее. Вообще заболевания, а тем более повальные общественные, безопаснее именовать по-гречески; в этом ключе можно еще добавить, что недопонимание и недооценка административной олигофрении грозит, как свидетельствует история и статистика, самой настоящей шизофренией, а то и паранойей. По нынешним временам социальная диагностика гораздо важнее скоропалительной социальной терапии: именно она способствует и сопутствует обновлению мышления и демистификации действительности.

Что же до потребности в паркинсоновой диагностике и его парадоксально-юмористическом здравомыслии, то на этот счет имеется довольно точное замечание самого Паркинсона: «многие... облегченно обнаружили, что их несколько туманные, но неотступные соображения обрели наконец словесную оболочку».

В. Муравьёв

Закон Паркинсона, или растущая пирамида

Оглавление

Дата публикации:

11 июня 2001 года

Текст издания:

Сирил Норткот Паркинсон. Законы Паркинсона: Сборник: Пер. с англ. / Сост. и авт. предисл. В.С. Муравьёв. – М.: Прогресс, 1989.

Дата обновления:

11 июня 2001 года