N-T.ru / Раритетные издания / Александр Ашкинази

70 и еще 5 лет в строю

Александр АШКИНАЗИ

Учеба

1. Мастерская

Генерал Игнатьев «50 лет в строю» исчисляет с момента, когда он снял свою косоворотку и облачился в казенный кадетский мундир. Такой же точно определенный момент был и у меня.

Явился я в механическую мастерскую, куда меня направила биржа труда после окончания семилетки, подошел к мастеру и дал ему направление.

– Хочешь быть слесарем?

– Да.

– Хорошо, пошли в кладовую.

В кладовой я получил спецовку-куртку, правда в отличие от Игнатьева надел ее сверху на косоворотку, три напильника, зубило и молоток. Затем мастер Евгений Матвеевич поставил меня около тисков. «Стой прямо, правую руку согни в локте, смотри – твой локоть ниже губок тисков. В углу мастерской лежат решетки, подбери себе такую, чтобы локоть был на толщину мизинца выше губок. Инструмент положи справа от тисков и жди меня».

Пришел, принес железную пластинку толщиной миллиметров двадцать, показал, как зажать ее в тиски и как работать напильником. Объяснил, почему их три – драчевый, личной, бархатный и когда ими работать. «На перерыв деталь вынимай из тисков и клади слева, а инструмент всегда должен быть справа от тисков».

Через час драчевый напильник почему-то у меня оказался слева от тисков и Евгений Матвеевич, обходя мастерскую, дал мне по шее. Прошло почти 70 лет и сейчас, если я дома что-то делаю в тисках, я всегда кладу инструмент справа. «Если зайца бить по ушам, то его можно научить зажигать спички».

Не знаю, в результате каких экзаменов генерал Игнатьев получил свое первое военное звание, я же на разряд делал клупп. Сейчас мало кто знает, что такое, а это был инструмент для нарезания резьбы. Вероятно, для сдачи на разряд эта работа была выбрана не случайно – она требовала от ученика слесаря разнообразных умений и знаний; многим давали задание попроще.

Клупп

Надо было в кузне отковать заготовку для корпуса, причем с минимальным припуском, иначе завозишься на опиловке. Сверла кладовая выдавала поломанные, ты должен был их правильно заточить на точиле и предъявить мастеру. Надо было знать, что для стали заточка делается на 116°, а, скажем, для мрамора на 90°. Мастер не только принимал работу, он еще и задавал вопросы.

Что касается плашек, то надлежало объяснить, почему нужна высокоуглеродистая сталь, затем сделать два кубика, опилить кругом и пропилить направляющие и, проложив стальную двухмиллиметровую дистанционную пластину, зажать в клуппе, затем просверлить точно по центру, нарезать резьбу, закалить, заполировать и, поставив торцами на раскаленную пластину, отпустить до светло-соломенного цвета. При этом надо было назвать мастеру порядок цветов побежалости и каления и соответствующие им температуры. И объяснить, какая именно термообработка нужна для пружин, зубил и так далее, и какие именно нужны стали.

Сдававшему на разряд надо было продемонстрировать умение по искре на точиле, определить марку стали, объяснить, из каких сталей надо делать зубило, плашки, заклепки, болты и объяснить, как это связано с содержанием углерода. Получить хороший разряд (4 или 5) было не просто, большинство получало третий. Евгения Матвеевича я до сих пор помню, и не потому, что получил по шее.

Учеников в мастерской было немало, и все мы получали какую-то зарплату, которой вполне хватало на еду. Только сейчас, в связи с переходом к рыночной экономике, у меня возник вопрос: откуда брали деньги на зарплату, спецовки, мыло? Дело, видимо, было в том, что ученики принимали участие в товарном производстве мастерских. Мы, например, делала нутромеры и кронциркули. Не знаю, была ли конкуренция, но товарный вид надо было обеспечить. После полировки ножек в патрон сверлильного станка зажимался деревянный цилиндрик и на ножках наводились узоры.

Через много лет, изучая немецкий язык в институте, я как-то наткнулся на слово Schlosser – от Schloss, замок, то есть «замочник» – специалист по замкам. Слово «слесарь» совершенно созвучно Schlosser и, как видно, от него и произошло и по существу и по созвучию. Кстати и клупп, который я делал на разряд, тоже от немецкого Kluppe – зажимная колодка.

Если плашки сжаты неправильно, получится болт с неточной по диаметру резьбой; для проверки резьбы мы использовали «лерку», это неразрезная круглая плашка с точной резьбой, изготовленная на специальном инструментальном заводе. Так вот, «лерка» тоже от немецкого Lehre – учение, наставление, а также калибр.

2. Вуз

Учеба человека начинается с того момента, когда мать пытается научить говорить его «мама».

Но не будем так далеко забираться в описании моей учебы. Начальная школа в то время была семилетняя, но власти в городе Харькове непрерывно менялись, и может быть, поэтому у меня от школы остались впечатления об игре во время перерывов или до и после занятий в «знамя» или «коня и кобылу», но не о занятиях.

Читать меня научил отец. Сначала показал буквы, когда я их запомнил, простейшие слова, а затем начал читать мне «Дети капитана Гранта» Жюль Верна. Прочитает несколько страниц и говорит: «Горло болит. Прочитай страничку, а потом я опять буду». Вот так, когда мы закончили «Дети капитана Гранта», я уже неплохо читал. Писать меня все-таки научили в школе – я все пытался писать печатными буквами. В 7-ом классе нам объясняли, что такое логарифмы.

Если мои воспоминания об учебе в семилетке сумбурны, то это отчасти объясняется неоднократными переменами власти в славном городе Харькове. Были немцы, потом Скоропадский, какая-то «Директория», о которой говорили «В вагоне директория, под вагоном территория», за полгода дважды были «красные», и первый раз их сменили «белые» или Махно. Какая уж тут учеба.

А вот в институтский период Советская власть давно установилась, шла первая пятилетка (1928 – 1933 годы), индустриализация страны, «Пятилетку в четыре года!», трудовой подъем. Я работаю в мастерских 22 АП (авиационного парка), ударник (стахановцем стал позже).

И вдруг начальник мастерских говорит: «Тебя вызывают в политотдел парка». Совершенно непонятно – чего вдруг, вроде прогулов у меня нет, ударник, в рабочее время трезвый.

– Судя по твоему личному делу, ты закончил семилетку, то есть у тебя низшее образование, а парень ты молодой, по сообщению начальника мастерских толковый, почему не учишься?

– Просто мысли об этом не возникало, работаю и все.

– Так вот, даем тебе направление на рабфак при институте. Это годичная подготовка для вступления в институт. Если будешь серьезно заниматься, то сдашь экзамены, а институт отличный – Харьковский электротехнический; так что не упусти возможность стать инженером.

Из рабфаковского учения мне сейчас вспоминается только один эпизод, как я был опозорен около доски. Преподаватель вызвал меня к доске и сказал: «Нарисуйте все типы изоляторов, которые вы запомнили из предыдущих занятий, и напишите рядом их названая», а сам, повернувшись лицом к слушателям, что-то рассказывает.

Я рисую и пишу.

Изоляторы

Преподаватель спрашивает: «Все?» Поворачивается, смотрит и говорит: «Такой интересный молодой человек и даже не знает, как пишется юбка (я написал «юпка»).

Громовой хохот в аудитории.

Больше я ничего о рабфаковском времени не помню. Но в то время я, конечно, помнил больше, так как экзамены сдал и в институт поступил. Конкурс тогда был шесть человек на место.

Учеба в институте тоже была довольно сумбурной, но не по государственным причинам, как во времена школьной семилетки, а в связи с непрерывными новациями. Одно время в качестве оценок были только «зачтено» или «не зачтено», потом обычные от «не удовлетворительно» до «отлично». Потом возник «групповой метод»: объединялись три-пять студентов, а сдавал предмет один за всех, потом какой-то «Дальтон-план»*, потом введены «сессии».

* Кстати, в статье Отто Лациса «Забытые эксперименты российских учителей...» («Известия» 24.03.94) упоминается и «...Дальтон-школа двадцатых годов в России, позднее оплеванная, уничтоженная и забытая, а ведь кто-то ее внедрял и в тридцатые годы».

О двух сессиях я расскажу.

Объявляется, что первая в институте сессия состоится тогда-то, будет она по математике и сдавать предмет будет наша группа, около двадцати человек. Сессию проводили в большой аудитории (амфитеатр), и многие студенты пришли посмотреть, что это такое – наверно, человек двести.

Трое ведут сессию: наш математик, заведующий кафедрой математики и еще один преподаватель. Вызывают к столу первых троих по алфавиту. Я в их числе. Дают билет – можно сразу отвечать, можно подготовиться.

Я математику любил, курс вроде знал, в порядке общественной нагрузки проводил занятия с отстающими студентами и входил в небольшую группу любителей математики, с которыми наш преподаватель проводил дополнительные занятия сверх программы. Считался – неофициально – самым сильным на курсе.

Иду в психическую атаку – не раскрывая билет, я его возвращаю. Дескать, готов отвечать на любой вопрос.

Заведующий кафедрой профессор Бржечка (видимо, чех, занятия он вел на украинском языке) говорит: «Прошу до дошки. Будь ласка, розв'яжіть цей інтеграл:

x2dx / √(1 – x4).

Ну, что ж, начинаю. Исписываю первую доску, интеграл почему-то не берется, поднимаю ее наверх (были три подъемные доски), исписываю вторую, поднимаю. Начинаю третью. Тишина в аудитории. Ужас. Первая сессия, первый студент и засыпка, а ведь все сидящие тоже будут сдавать сессию и каждый думает о себе.

– Добре, досить, сідайте.

Я прошу еще 5 минут.

– Может быть, что-то получится.

Профессор хохочет.

– Якби ви розв'язали цей інтеграл, ви були б видатним математиком, цей інтеграл не береться, ха-ха-ха! Сідайте, вам відмінна оцінка.

Это был эллиптический интеграл, в радикалах он не выражается. А запомнил я эту историю так хорошо, что не забыл интеграл за 58 лет. Тут я получил «отлично» без жульничества.

А вот по-немецки без жульничества не обошлось, правда на 50%, на остальные помогла, видно, моя фамилия, хотя она оканчивается на «зи», а не на «дзе».

Опять перед принимающими сессию трое. В том числе я. Наш преподаватель дает каждому учебник, по которому мы учили немецкий, и называет случайные номера параграфов. Я смотрю и вижу, что этот параграф я ни разу не читал, а через один – параграф, по которому меня «немка» гоняла как-то на уроке. Вдобавок, тот параграф о вольтовой дуге, с рисунком, и вопрос я знаю по существу.

Ладно, я не первый, доходит моя очередь. Читаю параграф о вольтовой дуге.

– Достаточно, переведите.

Перевожу, причем не косноязычно, а литературно, так как суть дела знаю. Чувствую, понравилось. Задают какой-то вопрос. Удачно, смог ответить. Потом показывают в параграфе какую-то фразу, до которой я не дочитал.

– Прочтите.

Прочел.

– Переведите.

Перевел.

– В каком падеже это слово?

Я молчу. Вопрос повторяют.

– Ich weis nicht.

Скандал. А ведь всё шло так хорошо. Тогда член комиссии говорит:

– Переведите эту фразу на русский.

Перевожу.

– В каком падеже это слово?

Я и по-русски не знаю. Тогда «немка» и говорит:

– Er ist Kavkazer und Russisch sprecht sehr schlecht.

Так я оказался нацменом и получил пятерку. В те времена так называли национальные меньшинства, сейчас бы сказали «лицо кавказской национальности».

3. Как я впервые увидел излом усталости в области концентрации напряжений

Впервые я увидел излом усталости в 1927 году, в Харькове, в типографии имени Петровского, где я работал электрослесарем.

В типографии имени Петровского, где я работал электрослесарем

Дежурю. Звонят – не работает лифт. Нажимают кнопки, все лампочки загораются, как будто все работает, но лифт стоит. Иду в машинное отделение, оно было внизу, в подвале. Небольшая комната, прямо передо мной щит, на нем все контакторы открытые и видно – включены они или нет, и предохранители – плавкие вставки. В общем, нормальный для тех времен щит. Слева электродвигатель с фазным ротором, с контактными кольцами. Потому что включение сопротивлений в цепь ротора ступенчатое – первая, вторая, а потом на полную мощность, чтобы не было броска тока при пуске и механического рывка. А дальше – на одной оси с двигателем, вплотную – барабан с винтовой канавкой, в которую ложатся тросы. Двигатель начинает вращаться, тросы идут вверх и вниз, лифт работает.

Я зашел, включаю контактор вручную, контактор прилип, вроде все нормально, смотрю – ротор двигателя вращается... смотрю на тросовый барабан – он стоит. Они же вплотную, на одной оси! Я остолбенел.

Наутро установку разобрали и увидели следующее. На валу электродвигателя имеется три маслоотбойные канавки – чтобы не вытекало масло из подшипников. Подшипники скольжения бронзовые, и кольца, которые в масляной ванне, вращаются, поднимают масло, которое смазывает шейку. Оказалось – классический излом усталости. Диаметр вала >> 100 мм, маслоотбойные канавки проточены по 5 мм на сторону, и от дна одной из канавок немного эксцентрично идет кольцевая матовая зона – это зона усталостного разрушения, а оставшаяся часть, около 50 мм в диаметре – крупнозернистый излом. Вал крутился с этим начавшимся изломом усталости, трещина ползла и ползла, момент на валу оказался больше предельного для оставшегося сечения, и вал срезало.

Излом усталости

Излом усталости. По диаграмме Веллера для стали 106 циклов

Кстати, о бронзовой втулке. Она имела отношение диаметра к длине около двух и косые канавки для распределения смазки. Позднее такие втулки стали делать более короткими, а канавки для подачи масла параллельно оси, от края прорези, в которой находится смазочное кольцо.

 

Машины и политика

Оглавление


Дата публикации:

25 января 2004 года

Электронная версия:

© НиТ. Раритетные издания, 1998



В начало сайта | Книги | Статьи | Журналы | Нобелевские лауреаты | Издания НиТ | Подписка
Карта сайта | Cовместные проекты | Журнал «Сумбур» | Игумен Валериан | Техническая библиотека
© МОО «Наука и техника», 1997...2013
Об организацииАудиторияСвязаться с намиРазместить рекламуПравовая информация
Яндекс цитирования