Испытания

Илья ЯНИТОВ

Глава II

Вылетели мы на этот раз точно. Тик в тик. Уже на взлете прилично побалтывало: появились потоки воздуха, на которых строятся облака. Пока самолет поднимался, вокруг вырастали облака, плотные, с тугими выпуклостями, маркирующими вихри, перелопачивающие все внутри.

– Подходящая погодка, – определил Леша.

– Работа, кажется, будет, – откликнулся Усиков.

– Подзаряди запасные кассеты, – попросил Коля техника.

– Что будем делать? – спросил командир.

– Поднимемся еще и пройдем через облако на уровне нулевой изотермы, – ответил я.

– Поболтает самолет. Вон как быстро растут, – недовольно сказал второй пилот.

– Какое облако выберем? – спросил я Лихова.

– Так они вроде все одинаковые, – ответил он.

– Вон то, под углом тридцать градусов, пожалуй, подойдет: оно и растет быстрее остальных и основание у него побольше, – сказал командир.

– А я бы взял левее: и облако поменьше и растет послабее, – сказал второй пилот, – а то болтанет нас в вашем облаке.

– Ты сюда прибыл работать по болтанке, а не по болтовне, – оборвал командир второго.

– Сильно не будет болтать, – успокоил я второго, – болтать будет, когда начнется обледенение машины.

– А мне все равно, – обиделся второй, – хотите ломать машину, ломайте. Но только...

В моих наушниках что-то щелкнуло. Это второй отключил меня от связи между членами летного экипажа.

– Приготовиться к работе! Через две-три минуты пройдем мощное кучевое облако номер один, развивающееся со скоростью два-три метра в секунду, толщина облака – около трех тысяч метров, пройдем облако на двести – триста метров ниже вершины, курс самолета... – начал я передачу научному экипажу.

В наушниках опять щелкнуло, и я услышал командира, заканчивающего фразу:

– ...а разговорчики отставить. Всем пристегнуться!

– Подзажмите управление, – попросил я командира. Он кивнул.

– Скорость, высота нормальные?

– Нормальные, – ответил я.

– Значит, так и пойдем, – сказал командир.

– Включить запись, – объявил я по связи, – Вход... Повышенная водность... Самолет потянуло вверх.

– Метров на пятьдесят подняло машину, – сказал командир. – Опустить?

– Пройдем с зажатым, – сказал я командиру. – Выход из облака, – передал я в кабину. – Развернемся и снова пройдем на той же высоте обратным курсом.

Командир кивнул.

– Скорость восходящего потока – два с половиной метра в секунду, перегрузки – ноль два – ноль три, частота бросков – один-два в секунду, температура в облаке плюс один градус, электрическое поле – по нулям, заряжение самолета... – передавала кабина.

– Вот сейчас обледенеет наша вершина, – сказал второй – Может, найдем облако поспокойнее?

– Подпишите акт, – услышал я голос Лестякова.

– Какой еще акт? – спросил Лихов.

– Что проходы облака номер один согласованы с вами, – ответил Леша.

– Ничего я не буду подписывать, – сказал Лихов

– Лестяков, – сказал я, – вернитесь на место.

Никаких актов Лихов подписывать не должен был, но Леша любил капитальные шутки.

– Без вашей подписи проход будет недействительным, – не унимался Леша.

– Лестяков, вернитесь на место и пристегнитесь, – повторил я.

– Да тут товарищ инспектор не хотят взять на себя ответственность, – как бы оправдываясь, ответил Леша – Как же потом он составит инструкцию?

– Включить запись, – объявил я. – Облако номер один, вершина выросла метров на пятьсот.

– На километр, – поправил второй.

– В облаке засветка¹ – закричал штурман.

¹Засветка – изображение крупнокапельной части облака на экране радиолокатора Крупные капли возникают, когда в облаке появляются ледяные кристаллы. В этот момент начинается жестокая болтанка.

Стрелка альтиметра пошла вверх.

– Управление зажато, – напомнил командир – Тянет вверх.

Самолет резко, хотя и не сильно, болтало. По окну пилотской кабины вверх поползли струйки воды.

– Повышенная водность, – передал я, – струйки слились в пленку, водность возрастает.

Стрелка альтиметра побежала вниз.

– Выход из облака, – передал я. – Повторим проход на той же высоте.

Я взглянул на Лихова Он сидел с закрытыми глазами.

– Толя, – обратился я к Усикову, – покажи инспектору, как переключается чувствительность оптографа.

Лихов открыл глаза.

– Когда конец крыла сместится на полметра, световое пятно дойдет до края шкалы, нажмите на этот переключатель, – начал объяснение Толя, – а если после переключения световой зайчик сместится до одной трети шкалы, верните переключатель в исходное положение.

– Ведущего в пилотскую! – закричали операторы – Мы подходим к облаку.

После прохода облака я снова заглянул к испытателям.

– Перегрузочки подросли раза в два, – сказал Усиков, – и вверх тянет со скоростью пять метров в секунду.

Коля развел руками, показав, какое было поле.

– Вы там поаккуратнее, – предупредил Усиков.

Лихов как завороженный смотрел в окно. Я тоже посмотрел – вроде ничего особенного.

– Приходилось переключать чувствительность? – спросил я Лихова Он не ответил.

– Кристаллизуется, – объяснил Леша. – Он как посмотрел на крылья, так и начал кристаллизоваться.

– Усиков, посади кого-нибудь на оптограф, – попросил я. – Сейчас будет трудновато. Все пристегнуты? Тестер снимите с кресла, а то еще стукнет кого.

Развитое кучево-дождевое облако – это миллионы тонн воды, поднятой на километры над землей. Это потоки воздуха, хлещущие со скоростями десятки метров в секунду, бросающие многотонный самолет как бурлящая в кастрюле вода крупинку, град, обрушивающийся на самолет с силой, в сотни раз превышающей ту, с которой он, град, ударяет по земле, способный пробить обшивку самолета. Это облако – генератор молнии, ослепляющих, угрожающих разрушениями на самолете, пожаром В первобытном хаосе облака отказывает аппаратура, прекращается связь с землей, и маленькая, несовершенная игрушка – самолет – и несколько человек, им управляющих, остаются одни в борьбе со стихией. Гроза и угроза – эти слова очень близки.

Вот почему наставления по полетам во всех странах запрещают не то что заходить в кучево-дождевые облака, но даже подходить к ним.

Кучево-дождевое облако загадочно для физиков и электриков, метеорологов и авиаторов, радистов и гидродинамиков. В гигантских масштабах облаков все протекает не так, как в лабораториях, иногда противоположно тому, что показывает лабораторный опыт. И гибнут частные закономерности и правила, рожденные опытом, ограниченным стенами лаборатории, чтобы возродиться более общими законами. Противоречие между знанием и действительностью – основная действующая сила науки – рождается в страсти и кипении грозы. В хаосе кучево-дождевого облака зашифрованы законы науки, записаны правила поведения самолета, случайно в него попавшего, закодированы необходимые свойства летательных аппаратов, обозначены способы управления молниями, ливнями, градом.

Поэтому, несмотря на все наставления, приходится летать в этих облаках

– Кипит, – сказал второй, указывая на облако

– С полностью зажатым управлением не пройти, – сообщил командир

– По мере необходимости, – сказал я. В наушниках щелкнуло. Радист отключил от циркулярной связи научный экипаж.

– В облаке сильные разряды, трещит, аж по ушам бьет, – сказал он.

– Выключи рацию, заземли антенны и включи научников, – приказал командир.

В наушниках снова щелкнуло. Кто-то из научного экипажа отключил экипаж от циркулярной связи.

– В облаке начались разряды! – прокричал Коля.

– В облаке разряды, – сказал я командиру. – Включить запись. Облако номер один в стадии...

– Я и говорю, с зажатым управлением не пройти. Заземлил антенны?

Огромная кипящая стена облака надвигалась на самолет.

– До засветки десять километров... восемь... – передавал штурман.

Самолет резко встряхивало – так трясут медицинский термометр, чтобы сбросить температуру.

– Грозовая болтанка, – сказал второй.

– Вход, – передал я.

Самолет резко бросило вверх – несколько десятков тонн облако приподняло за две-три секунды на сотню метров. Меня вжало в пол, ноги налились ртутной тяжестью. Казалось, тело переливалось в ноги. В кабине быстро потемнело.

– Входим в засветку, – сообщил штурман.

Ноги стали легкими, пол кабины ушел вниз, а голова прижалась к потолку. Акселерограф показывал отрицательную перегрузку. Самолет устремился вниз быстрее моего свободно падающего тела. Командир резко взял штурвал на себя, пытаясь поднять самолет, но облако продолжало тащить его вниз. Механик толкнул меня, показывая на вариометр, прибор, измеряющий скорость подъема и спуска. Стрелка его показывала максимальную скорость снижения.

– Отрицательная перегрузка полтора же, – сообщил пассажирский салон.

Нормальная нагрузка человека – плюс один же – его вес. При минус единице человек теряет вес. Избыток перегрузки я гасил головой, прижатой к потолку кабины.

Самолет накренился влево, а затем круто вправо. По окнам кабины толстыми кручеными струями бежали потоки воды. Снижение остановилось.

– На полверсты бросило, – отметил штурман. – До конца засветки двадцать километров.

Стрелки – указатели скорости бешено крутились и установились на ноль.

– Трубку давления забило водой! – прокричал штурман.

– Вижу, – сказал командир.

В машине стало еще темней. И вдруг возник незнакомый шум, как будто какие-то гиганты обрабатывали самолет напильниками.

– Град!

– Град!!!

– Вошли в полосу града, – почти одновременно сообщили командир, второй пилот и штурман.

Броски машины усилились, ее кренило то вправо, то влево, то резко бросало вниз, то вверх. Оба пилота пытались удержать ее от срыва. Донимало шуршание града – в летящей машине обычно никакие внешние шумы не слышны...

На момент стало светло – молния! Потом еще и еще раз! С концов крыльев струились светящиеся голубые полотнища коронного разряда. Из угла в угол стекол пилотской кабины с регулярностью метронома проскакивали кустистые искры. Стрелки радиокомпасов то раскачивались на полшкалы, то прокручивались.

– До конца засветки десять каме! – прокричал штурман.

В этот момент в пилотской кабине появился Лихов. На его животе болтался плохо пригнанный парашют. Как он пробрался в кабину при этих страшных бросках самолета, было непонятно. Два незакрепленных на самолете человека – механик и я – с трудом удерживались на месте, зацепившись руками и ногами за скобы и какие-то щели.

– Немедленно повернуть! – закричал он. – Немедленно!

– Пассажир! На место! – приказал, не поворачивая головы, командир.

– Вернитесь, Лихов, мы потом поговорим, – сказал я.

– Я приказываю сейчас же выйти из облака! – продолжал кричать Лихов.

За все, что происходит вне самолета и с самой машиной, отвечает командир. Но все, что происходит внутри машины, – компетенция механика.

– Механик, убрать! – все так же, не поворачивая головы, приказал командир.

Механик обхватил Лихова одной рукой и, цепляясь за стенку другой, поволок его в пассажирский салон. Из салона высунулись чьи-то руки, перехватывая Лихова.

– До конца засветки пять... три километра! – выкрикивал штурман.

– Поле уменьшается, – сказал салон. И вдруг как по команде кончилась болтанка, и в кабину хлынул ослепительный свет. Внизу мы увидели синий изгиб реки, охватившей белые домики какого-то городка, ярко-желтые поля и зеленую рощу.

– Петя, – обратился к радисту командир, – сообщи наши координаты. – И, обращаясь ко мне, не то спросил, не то утвердил: – В облако больше заходить не будем.

– Пройдем над ним несколько раз, и все, – сказал я.

– Ну как, наука довольна? – спросил командир, переговорив с диспетчером.

– Выучили, почему не надо лазить по облакам? – спросил второй.

– Еще два-три таких облака – и программа будет выполнена, – ответил я.

– Подходяще тащило машину. Я уж думал падать будем, – сказал второй.

– Ничего, все нормально, – успокоил его командир. – Садиться где будем? – спросил он и, не дожидаясь моего ответа, утвердил: – В Тбилиси сядем.

– Попробуй, – выронил я мудрое слово, с помощью которого мой директор руководил уже много лет крупным институтом. Слово произносилось с различными интонациями, которые впоследствии, в зависимости от обстоятельств, трактовались по-разному.

– Если все записи прошли, то сегодня был полет первого класса, – сказал я. – Чемпионский полет!

Глава III

Оглавление

Дата публикации:

21 февраля 2000 года